Отчет с Седьмой Эпохи - продолжение

[glichek]

Оно все продолжается и продолжается) Взгляд через призму Мелькора, помните об этом.

Допрос с пристрастием и прочие разговоры по душам

Боль – очень полезная вещь, мы с Майроном оба хорошо это знали в свое – наше – время. Она многое умеет. Она вскрывает то, что внутри, как клинок, воспитывает, как лучший наставник, ломает, как буря на переломе зимы, связывает, как железные оковы. Прирученная боль служит лучше и вернее собаки, но приручать ее трудно и долго, это путь в тумане над бездной, который всегда в одну сторону – через бездну. Или вниз.

Я ценю тех, кто умеет боль причинять.

Не всегда телесную, но с нее все должно начинаться.

Поэтому я доволен, что младшего из пленников Палантит забрал на допрос пожестче. Я слушаю, как они с Гошеном обсуждают возможные методы воздействия, на тело и на душу, на одного и двоих связанных узами дружбы или родства в присутствии друг друга, и мне кажется, что моего в людях этой серой эпохи осталось все же больше. Пусть они и не знают уже моего имени.

Гошен мне нравится. Мы пьем с ним кофе – мне легче, я держу чашку сам, кофе сварили и сервировали близнецы, вышло красиво, как и все, что они делают, особая мелкая примета Эльдар – все, чего касаются, превращать в мастерство и не делать разницы между мастерством и искусством. Он пересказывает мне показания Финдекано и смеется, для него все это полузнакомые сказки, а я узнаю имя младшего – Тьелперинкваро, и весь их род. Вот, значит, кто ты, еще один отблеск яростного пламени Феанаро.

Они рассказали Гошену, что я был одним из тех, кто спел этот мир. Я говорю ему, что плохо пою, и мы оба смеемся. Давно не смеялся с людьми. Может, и никогда.

На первый допрос я не иду – заглядываю позже к целителям, куда унесли быстро потерявшего сознание Тьелперинкваро. Слабенькие они стали, раньше умели терпеть долго и упрямо. Может, тоже плохо переносят это «здесь и сейчас», может, воспоминания сильны.

Не знаю, правда, ту его судьбу. Вряд ли хорошая. Потомки Феанаро, хорошая судьба и легкая смерть – это несочетаемо. Горели сами, горело все вокруг. Они обвиняли меня, а могли бы Намо, перечеркнувшего когда-то их путь. Ну и себя самих – они умели перечеркнуть не хуже, и свое, и чужое.

Я пока иду навестить Финдекано в одиночестве и тяжелой тесноте камеры. Ему хуже, потому что он думает о родиче. У них всегда так. Чужая отраженная боль сильнее своей.

Второй Дом, иное пламя – ровное, высокое, светлое. Созидающее. Пламя кузнечного горна и домашнего очага. Иная ярость – защищающая, а не нападающая. В них намного меньше моей Музыки.

Он смеется, что я боюсь назвать его по имени. Я называю – имя утверждает живое в мире, в этом его сила, но сама по себе она значит мало, тем более сейчас. Забавно, ведь они сами не называют меня по имени, выдумывая прозвища.

Я говорю ему, чего хочу. Камень. Нет смысла скрывать. И готов пойти на сделку – они отдают мне Камень, я отпускаю близнецов. При еще одном условии – оставляю себе Финдекано.

А он ведь согласен выкупить Камнем и собой двоих рыжих. Я вижу.

Это будет … забавно. Но надо проверить.

Я пробую, беря его за руку – смешно, такой личный жест нужен для атаки на фэа.

И … нет. У меня резко темнеет в глазах, как темнеет, как ни странно, от очень яркого, больного света, что-то отталкивает меня – я отступаю на шаг и бью, не сдерживаясь, потому что нельзя не ответить, отбрасывая Финдекано к стене.

Ты не можешь ударить свет, Мелькор, первый из Айнур – вот в чем твоя беда.

Не получилось.

Я ухожу, проходя мимо замполита – много ли он слышал и понял?

Где-то тогда все начинает идти не так. Но я пойму это позже.